Задать вопрос

Роман Ланкин: «Деньги — это побочный продукт творчества»

20.10.2020
Фото: из личного архива

Фото: из личного архива

Один из самых известных в России томичей музыкант Роман Ланкин о том, как выращивал дома цыплят, о дискомфорте на первых заработках в обувном кооперативе, о монетизации таланта, о самой лучшей гитаре и о том, почему обладать большими деньгами — это огромная забота, а авторская песня не лучший способ разбогатеть.

Досье
Родился в Новосибирске в 1974 году. Закончил юрфак ТГУ. Лауреат Второго канала Грушинского фестиваля (2002), Грушинского фестиваля (2004), обладатель Гран-при международного фестиваля «Петербургский аккорд» (2010). Исполняет современную и классическую авторскую песню, англоязычные джазовые композиции, бразильскую bossa nova.

Отличительные черты его творчества — необычные трактовки традиционных произведений, синтез разных жанров, высочайшая исполнительская культура. Автор десятка сольных программ. Широко востребован в России и за рубежом. Постоянный участник гала-концерта «День Визбора», в июне вновь украсил эту концертную программу.

— Ваша семья по советским меркам была обеспеченной?

— Трудно сказать… Наверное, да. По сути, наша семья входила в советский средний класс. Однако нужно хорошо понимать, что он из себя представлял. Вот, например, мой отец преподавал право в университете, а мать работала юрисконсультом в Управлении нефтепроводов Центральной Сибири. Казалось бы, типичная советская интеллигенция. Однако когда в ТГУ заканчивался учебный год, отец набирал бригаду и уезжал на калым: работал каменщиком, маляром, строителем в отдаленных селах Томской области. Домой возвращался уже ближе к осени. Заработанные отцом деньги помогали нам жить до следующего лета.

Помню и времена, когда в магазинах было пусто и мы в трехкомнатной квартире с начала весны выращивали цыплят, утят и поросят. В мае бабушка уезжала с ними в деревню, где у нас был свой небольшой дом и приусадебное хозяйство. Там живность росла до осени, набирала вес, а к ноябрьским праздникам у нас на столе появлялось мясное. Наверное, как и у всех, у нас были как сытые годы, так и трудные времена. Но, слава богу, я не запомнил каких-то особых житейских или материальных проблем.
 
— У вас были устойчивые атрибуты достатка советской семьи: автомобиль, дача, цветной телевизор, большой холодильник, импортный мебельный гарнитур?

— Не сразу. Машина появилась у родителей очень поздно, в 1996 году, то есть уже не в советское время. Отцу тогда было ближе к шестидесяти, и мы купили «жигули»-четверку, чтобы выезжать на дачу. До этого шестнадцать лет пользовались рейсовыми автобусами... Очень долго не могли себе позволить и стиральную машину-автомат. В 1987 году родилась сестра, и я хорошо помню, как стирал пеленки вручную: никаких памперсов тогда еще и в помине не было.

Главным мебельным приобретением советского времени в нашей семье был гэдээровский гарнитур — стенка, стол, стулья и мягкая мебель. Многое служит нам до сих пор. К примеру, в моей студии сохранился стул с красной обивкой — как раз из того гарнитура… Помню, как покупали большой цветной телевизор. У друзей семьи, моих одноклассников были в основном черно-белые. Помню, как мы его настраивали, его запах, в детстве вообще многое воспринимаешь через запахи…
 
— В семье вас учили бережному отношению к деньгам, вещам? Как именно?

— В моих условиях трудно было проявлять расточительность. (Улыбается.) Поскольку я существовал за счет родителей и довольно скромно, у меня, наверное, и не было такой необходимости — учиться экономить деньги. Мне их всегда выдавали строго столько, сколько требовалось.

На первый заработок поехал в Крым


— В каком возрасте вы заработали свои первые деньги? Помните ли, на что их потратили?

— Первый заработок у меня случился довольно рано. Когда я окончил 8-й класс, отец договорился со своим приятелем и тот привел меня подрабатывать в один из первых томских кооперативов, армянский. Я был там единственный не армянин. (Улыбается.) В кооперативе изготавливали летнюю женскую обувь. Она состояла из матерчатой верхней части и пластиковой подошвы — их-то мне и надо было склеивать. Мой наставник не очень хорошо говорил по-русски. На все мои вопросы он отвечал одинаково: «Сматри! Выдишь?» — и соединял склеиваемые поверхности. Вот такой незатейливый мастер-класс я получал. Кое-как отработал месяц, получил какие-то деньги и понял, что заниматься обувью больше не хочу.

— А что вам так не понравилось?

— Было тесное помещение, но главное — однообразность работы. Душа к такому у меня никогда не лежала. Подработка в кооперативе была, как мне думается, скорее воспитательной мерой. Родители хотели, чтобы я узнал, как зарабатываются деньги. И я отнесся к этому так: «Нужно? Хорошо, схожу поработаю». Но в этой работе было много дискомфорта: я трудился в чужой среде — возрастной, этнической, языковой.

— А как еще зарабатывали до первых адвокатских гонораров? Вряд ли вы ездили с отцом по селам…

— С отцом работать не пришлось, это правда — в ту пору, когда он калымил, я был еще совсем ребенок. Но в том же 88-м году я — уже не один, а с товарищем — подрабатывал грузчиком на торговой базе. Добрые завскладами не отправляли нас, 14-летних подростков, разгружать вагоны с мешками муки, сахара и другими тяжестями — мы грузили все остальное: бакалею, ящики с овощами. Платили сразу. Через месяц у меня уже была первая сотня «тугриков». У товарища примерно столько же. И мы решили… махнуть в Крым!

Родители ехать с нами отказались — ввиду финансовых трудностей. И вот два восьмиклассника сели в поезд и отправились в путешествие одни, без взрослых. По сути, мы попросту сбежали из дома. Разумеется, Крым стал для нас сплошным незабываемым приключением — и грустным, и веселым, но это требует отдельного рассказа, а то и повести.

Когда мы вернулись домой, наши родители отреагировали очень адекватно — отправили заниматься в детско-юношеский туристический клуб. И знаете, нам понравилось. А в старших классах мы начали ходить в горы. Летом 1990 года я поехал в альпинистский лагерь под Душанбе, где получил третий разряд по альпинизму.

Потом наступили девяностые, и для того чтобы ходить в горы, вдруг потребовалось много денег — билеты очень подорожали. И я вместе со многими своими товарищами стал часть лета работать промышленным альпинистом, чтобы другую часть посвятить горам. Мы висели на веревках, красили трубы, заделывали швы в панельных домах. Получали хорошие деньги. Работали не только в Томске, но и на севере — в Нижневартовске, Сургуте, Стрежевом. Однажды, будучи в Нижневартовске, я получил первый аванс, собрался и поехал на Грушинский фестиваль. Это событие значительно изменило мою жизнь.

— А первый заработок с гитарой в руках когда у вас случился?

— Давно. Сначала я участвовал в местных фестивалях в ДК и на открытом воздухе, затем меня стали приглашать на крупные фестивали, затем — с оплатой проезда. Платить гонорары стали значительно позднее. Наверное, это произошло к началу 2000-х.

Но цели зарабатывать авторской песней у меня тогда не было. В девяностые я учился — сперва в политехе, потом перевелся на юрфак ТГУ. В 1998 году получил диплом и сразу начал работать по специальности. Поэтому музыку как способ заработка я не рассматривал. Я занимался юридической карьерой: работал адвокатом, вел дела и получал неплохие деньги.

Но в какие-то моменты, когда передо мной вставал вопрос: взяться за новую адвокатскую работу или выступить на фестивале или концерте, я выбирал музыку. И траектория жизни стала меняться, очень плавно, потихонечку. Знаете, это как корабль поворачивает — поначалу практически незаметно… И вдруг однажды я понял: мне больше не нужно работать юристом. Оказалось гораздо интереснее заниматься музыкой и песней.

Творчество не лучший способ обогащения


— Насколько сегодня выгодна сценическая деятельность?

— Трудно сказать... Наверное, все зависит от того, кто на сцене… Авторская песня позволяет мне скромно жить. Я по-прежнему не нуждаюсь, но, может быть, дело в том, что и запросы у меня по-прежнему не очень большие. Думаю, что если кто-то хочет разбогатеть, то авторская песня не лучший способ добиться этого. Пожалуй, то же самое можно сказать про любое творчество. Статистика такова: успешным в творчестве становится один из тысячи. Остальные живут очень непростой жизнью. И неважно при этом, в какой ты стране — в США, Германии, Италии, Франции или России.

Успех часто связан с удачей. Разумеется, способности, творческий потенциал тоже имеют большое значение, но не всегда именно они определяют, сколько ты будешь зарабатывать. Знаю прекраснейших музыкантов, которые перебиваются с хлеба на воду. Мне также хорошо известны и менее талантливые люди, которые достаточно успешны.

— Вас не посещала мысль заработать концертами на пентхаус в томской новостройке?

— Как я уже говорил, авторская песня, как и творчество в целом, это совсем про другое. Деньги являются побочным продуктом творчества. Если вы рассуждаете иначе, вы неизбежно скатываетесь в попсу, к желанию понравиться, которое стоит выше всего остального — любви к музыке, поэзии. Мне посчастливилось петь песни, которые мне самому очень нравятся, которые считаю талантливыми, а некоторые из них — даже гениальными. И эти песни находят определенное созвучие с людьми, приходящими на мои концерты. И это большое счастье, поверьте.

— В вопросе монетизации способностей есть тонкая грань между конвейером и трудолюбием. Одно дело, когда у артиста один концерт в неделю. И совсем другой доход имеет тот, кто пашет на износ, давая по сотне концертов в месяц.

— А разве конвейер исключает трудолюбие? 

— Если человек взял в руки гитару, он трудолюбив по умолчанию!

— Уточню свой вопрос: выступающие 5 и 25 раз в месяц одинаково трудолюбивы?

— Во всяком случае, один из них хочет получить в пять раз больше денег! 

— Разве? Возможно, играя раз в неделю, ты зарабатываешь больше, чем кто-то за месяц непрерывных концертов…

— Мне кажется, избыток выступлений выхолащивает артиста. Вот лично вас привлекает тур с большим числом концертов?

— Есть разные концертные стратегии. Кто-то дает вообще один концерт в месяц. К примеру, Михаил Щербаков, которого я безгранично уважаю. Он регулярно собирает большой зал «Гнезда глухаря» на Цветном бульваре в Москве, зарабатывая приличную, но не космическую сумму. По всей видимости, ему этого вполне хватает на жизнь. А есть не менее уважаемый Олег Григорьевич Митяев, у которого может быть и десять концертов подряд. При этом у него довольно серьезный гонорар и своя система концертных директоров по регионам.

— А вам какая из этих стратегий ближе?

— В последнее время у меня достаточно концертов, хотя я почти не отказываюсь от предложений выступить — на определенных условиях, разумеется. А сколько именно концертов наберется в конкретный месяц — это уж как карта ляжет. Если приглашают на гастроли далеко, скажем, в США, то и я, и все мои коллеги стараемся вместить в эту поездку максимальное число выступлений. И понятно, почему: каждый концерт — это возможность заработать. А уже после тура можно и отдохнуть. Видите ли, тут нет какого-то жесткого правила — где и сколько выступать...

Большие деньги — это ответственность


— Где и как предпочитаете хранить заработанное?

— Точно знаю: обладание большими деньгами — это большая забота. Когда у тебя много денег, ты боишься их потерять. Поэтому начинаешь думать, куда бы их вложить. А чтобы знать это наверняка, финансами нужно заниматься профессионально. При этом тебе очень многие скажут: «Я профессионал, доверь свои деньги мне — и все будет хорошо, вот увидишь!» И, как правило, подобные ситуации заканчиваются весьма плачевно.

Возможность не думать о сохранении своих денег — это воистину божий дар. Мне хватает денег, чтобы поддерживать себя и своих близких. Упади на меня сейчас с неба 50 миллионов рублей — тут же окажусь в сложнейшем положении. Ведь надо будет изо всех сил стараться эти деньги приумножить или хотя бы просто сохранить. Всем, перед кем подобная задача стоит, желаю успеха.

  — Для вас важно иметь дорогой инструмент?

— Для меня важна не цена гитары. Важно иметь хороший инструмент с приличным звучанием. Слава богу, у меня таких несколько. Они недешевые, это правда. Первую гитару Yamaha я купил за 300 долларов. Хороший инструмент. Потом была Takamine, которую покупал в Новосибирске. Это был самый дорогой инструмент в музыкальном магазине. Но я был так счастлив, что нашел то, что давно искал…

— А уж как были счастливы продавцы!

— Они были на седьмом небе. Сказали: «Наконец-то ее купили, а то столько времени стоит — никто не берет». Инструмент действительно был покрыт пылью. Оказалось, прекрасная гитара, верой и правдой прослужила мне 13 лет и до сих пор служит. Пережила небольшой ремонт, но звучит по-прежнему хорошо. Третью гитару — фирмы «Кордоба» — я купил за тысячу долларов в США на Манхэттене. Активно ею пользуюсь. Сейчас она стоит дороже, так как была полностью пересобрана — чтобы звучала так, как я хочу.

— На днях друг-гитарист показал инструмент за полмиллиона рублей. Сказал со слезами на глазах: «Прекрасная гитара, но я никогда не смогу ее купить…» А какой для вас потолок цены инструмента?

— Те гитары, что мне нравятся, я могу купить. Другое дело, что после определенной суммы разница между гитарами становится очень несущественной, лично для меня. Мне повезло: я не встречал гитару, которую очень хотел бы купить, но не мог из-за высокой цены.

Когда начинающие музыканты спрашивают, какой инструмент им приобрести, я всегда говорю одно и то же: «Очень важно, чтобы вам хотелось подойти к этому инструменту». Мне в первых классах музыкальной школы очень не повезло — никто из членов моей семьи не знал, что такое нормальная гитара. И мне за 12 рублей купили инструмент с рук. Дешевая была гитара: струны от грифа отходили на сантиметр! Играть на ней было сущим мучением.

Возможно, именно с этим связаны мои первые неудачи. Я очень плохо учился в музыкальной школе. Мне не нравилось ходить на специальность. А потом родители по случаю купили — уже за 70 рублей — эстрадную болгарскую гитару «Зорница» с двумя отверстиями. На ней было гораздо легче и приятнее играть. И — о, чудо! — дела в школе сразу пошли на лад.

А что касается бесконечных сравнений… Нет инструмента, который звучал бы лучше всех, а есть инструмент, который хочется взять в руки и играть на нем долго-долго. 

— Для некоторых шопинг — верное и простое средство снять стресс. А как справляетесь со стрессом вы?

— Всё гораздо сложнее. Это в детстве ты счастлив, когда тебе купили железную дорогу или даже просто мороженое в кафе. Ребенка действительно довольно легко обрадовать. А сейчас я понимаю, что материальные приобретения не приносят особой радости. Новые покупки — это всегда новые заботы. Вот весной мне понадобились ботинки. Пошел в магазин, купил три пары обуви — для спорта, отдыха и чтобы просто ходить. Могу ли сказать, что стал счастливым? Нет. И слава богу. Иначе вы бы подумали: «Боже, если он счастлив из-за новых ботинок, то как же плохо он жил до этого». (Улыбается.)

— В общем, вы опять порадовали продавцов!

— Ну и себя тоже, конечно. Решил проблему обуви на лето.

— Что предпочитаете — наличные или безнал?

— Сейчас это уже не имеет особого значения. Конечно, современные способы безналичной оплаты весьма удобны. Мне очень нравится, что сегодня я спокойно могу выйти за покупками с телефоном. Хотя во всем есть свои плюсы и минусы, наверное.

— Безналично люди тратят больше денег, поскольку расстаются не с реальными купюрами…

— Всегда требуется осторожность, ясное дело. Но есть и другие неприятности, связанные с банковской карточкой. К примеру, ваш счет может вдруг оказаться замороженным. Был случай, когда по незаконному заочному решению суда, вынесенному без моего участия, с моей карты начали списывать деньги. Я решил проблему, конечно же, и довольно быстро. Но вот простой человек, не умеющий применять законы на практике, столкнулся бы с большими трудностями.

— Приходилось ли вам петь вне сцены — в электричках, подземных переходах?

— Слава богу, нет. Надеюсь, что и не придется.

— Боитесь понижения статуса?

— Дело не в статусе, а в том, что хочется петь для людей, которые хотят тебя слышать. Для музыканта крайне важно быть услышанным. А пассажиры электричек хотят просто доехать до нужной станции. Выступления вне сцены — это определенное навязывание себя публике. Как мне кажется, творческому человеку не стоит этого делать ни при каких обстоятельствах. Только в крайнем случае — когда костлявая рука голода будет пытаться схватить тебя за горло…(Улыбается.)

— Как вы сегодня определяете свое отношение к деньгам?

— Деньги — необходимый для жизни инструмент и побочный продукт творческих решений.

— Планируете в ближайшее время новый альбом?

 — Да. Скорее всего, в следующем году, если реально смотреть на вещи. Потому что часть альбома намерен записать в домашней студии и потом отдать это на сведение. Но студию еще предстоит создать, чем я и занимаюсь.

— Это большие вложения…

— Да, это так. Но, думаю, потяну — расходы все же не такие огромные.

— Какой тираж замышляете? Будете выкладывать новые песни в Сеть?

— Еще толком ничего не решил, рано об этом думать. Но очевидно, что способы распространения музыки сейчас очень быстро меняются. Некоторые мои коллеги выкладывают альбомы в интернет, где их можно скачать за деньги, и при этом продолжают продавать диски на концертах. Наверное, это и есть оптимальный вариант.

— Чему посвятите ваш новый альбом?

— Возможно, это будет простая фиксация очередного пройденного отрезка творческого пути. Что-то из классической авторской песни, что-то из современной.

— Сольный концерт Ланкина — это час дорогого эфирного времени. Непонятно, кто бы мог его оплатить. Но можно вставить ваш музыкальный номер в любой концерт, он украсит даже телевикторину «Что? Где? Когда?»!

— Вы можете написать в Останкино, я не возражаю. (Улыбается.)

— К слову, не думаете переехать из Томска в Москву?

— Я уже почти переехал. Дело в том, что столица, к моему сожалению, единственное место в нашей стране, где можно зарабатывать авторской песней.

Теги:

Читайте также