Досье
Давид Фрэ
Родился 24 мая 1981 г. в городе Тарб (Франция). Начал учиться игре на фортепиано в 4 года. В 1995 году окончил консерваторию в Тарбе с тремя золотыми медалями. С отличием закончил Парижскую консерваторию (класс Жака Рувье). Играл с крупнейшими оркестрами Франции и мира. Лауреат множества конкурсов и премий. BBC Review говорило о Фрэ как о музыканте с моцартовскими способностями.
Записал диски с произведениями Шуберта, Листа, Баха, Бетховена, Моцарта и др. Женат на итальянской актрисе Кьяре Мути, дочери дирижера Рикардо Мути. Воспитывает дочь. Постоянно проживает на Юге Франции.
— Давид, сегодня вы очень известны. Постоянно гастролируете по всему миру, собирая полные залы. Суммы ваших гонораров внушительны. Помните, каков был ваш первый гонорар? На каком этапе карьеры вы его получили и на что потратили?
— Я не помню первые заработанные мною гонорары. Не помню сумм и дат. Наверное потому, что это было совершенно не важно для меня. Когда ты молодой музыкант, то все, что тебе нужно от жизни, — это возможность играть. И неважно, сколько за это заплатят и заплатят ли вообще. В начале своей карьеры я очень много играл бесплатно. Первые концерты я давал еще будучи ребенком — мне было лет 13. Потом была консерватория и первые концерты в Париже, где я заменял музыкантов в оркестрах.
Спустя время, анализируя, понимаю, что даже не могу определить точку начала моей карьеры. Все происходило очень органично, плавно: сначала я давал бесплатные концерты, потом это стало происходить чаще, и все чаще мне платили за них. Со временем суммы увеличивались. Поэтому, наверное, я и не помню, где и когда получил свой первый гонорар. Скорее всего, та сумма была настолько ничтожна, что даже не отложилась в памяти. Во время моего восхождения меня финансово поддерживали родители. Они помогали, зная, насколько важно для меня совершенствоваться в своем деле. У меня никогда не было ситуации, что мне нечего было кушать. И сейчас я бесконечно благодарен за это родителям.
— Сегодня что-то изменилось в вашем отношении к деньгам?
— По большому счету нет. У меня до сих пор нет цели заработать все деньги мира. Не это для меня главное в жизни. Карьера будет развиваться так, как будет развиваться. Играть с разными оркестрами, в разных странах — это, конечно, здорово и интересно, но это не самое важное для меня. Самое важное — быть счастливым. А счастливым меня делает музыка, моя семья, книги и мой сад. Поэтому я, как и в юности, стремлюсь играть все лучше и лучше и желательно поближе к дому.
О музыке
— В одном из интервью вы говорили, что пытаетесь заставить инструмент петь, когда играете. Как это возможно?
— Для меня музыка — это не просто набор звуков. Играя, я стараюсь сделать так, чтобы инструмент пел, говорил более экспрессивным языком. Я должен придать семантику с виду просто красивым звукам, какое-то значение. Трудно объяснить, как это происходит. Рояль — инструмент перкуссионный, ударный. Все дело в молоточках. И не только. Понимаете, между звуками должна быть связь. Именно она передает смысл произведения.
— На концертах вы чаще всего исполняете Баха, Моцарта, Шуберта. Вы много раз говорили, что это ваши фавориты. Что именно в их музыке вас так привлекает?
— Музыка Баха — это совершенство в высшем виде, подлинное волшебство. Это равновесие, гармония… Несмотря на возвышенность его музыки, она очень человечная. И этого у него не отнимешь. А Шуберт — это прямое попадание в сердце.
— А как же Моцарт?
— О Моцарте я тоже могу много говорить. Но все же Бах и Шуберт — мои главные фавориты.
— В последние годы наш город довольно часто посещает известный пианист Денис Мацуев. У него довольно экспрессивная манера игры. Вы знакомы с его творчеством?
— Да, конечно, я знаю Дениса Мацуева. У него действительно очень мощная и сильная манера исполнения. Это, конечно, очень зависит от репертуара. Я, например, никогда не возьмусь играть Прокофьева.
— Почему?
— Жизнь слишком коротка, чтобы играть произведения, которые тебе не совсем по душе. Я выбираю те, которые наиболее мне подходят. У Прокофьева, безусловно, есть произведения, которые я очень люблю слушать. Но играть их — это не мое.
Во Франции не говорят о деньгах
— Правда ли, что французы очень не любят говорить о деньгах? Почему вопросы финансов вызывают негативную реакцию?
— Возможно, это связано с христианством, вопросы денег всегда считались непотребными в нашей стране, их старались не касаться. Отчасти эти предубеждения сохранились и сегодня. И мне, если честно, это нравится. Например в Америке сейчас говорят только о деньгах. И музыка для США — бизнес. У них всё — бизнес. Между США и Францией огромная разница. В Америке деньги — это центр вселенной, там принято хвалиться гонорарами, во Франции же нет. Если ты заработал хорошие деньги, то лучше не говорить об этом особенно — непременно появятся завистники. Такое отношение к деньгам — по мне. За свою жизнь я понял, что проблемы всегда начинаются там, где целью становятся только деньги. Для меня деньги всегда были лишь средством.
— Кто в вашей семье занимается финансовыми расчетами, планированием?
— Все финансовые расчеты я веду сам, хотя жутко не люблю это. Мне приходится, ведь я отец семейства, у меня есть жена, дочь. Я должен каждый месяц выплачивать кредит за свой дом. Я бы, может, и хотел, но к сожалению, не могу жить как птичка в гнездышке на лоне природы.
Полюбить Россию было непросто
— В России существует утверждение, что художник должен быть голодным. Якобы это является стимулом для его развития. На ваш взгляд, это правда?
— Я думаю, что так и есть, но только для России. У русских особый менталитет, вы другие. И это объясняется, я думаю, 80 годами строгого советского режима. Я много читал в книгах Святослава Рихтера и его учителя об условиях, в которых иногда приходилось работать художникам и музыкантам в СССР. О травле, о лагерях, о том, что многие деятели искусства, будучи очень талантливыми, не могли творить и жить так, как они хотели, не могли развиваться.
Художник не должен быть голодным, на мой взгляд. Необходимость думать о том, как обеспечить себе минимальный комфорт, расфокусирует внимание художника. Не должно быть перевеса в крайние состояния, ведь излишняя роскошь, как и сильная нужда, перетягивает на себя слишком много внимания от творчества, по моему мнению, это недопустимо.
Не знаю, как у вас в России, но в Европе сегодня сложно оставаться голодным, если ты хороший специалист. Если ты знаешь свое дело, тебе почти ничего не нужно делать для достижения успеха, нужных тебе благ. Все очень легко приходит в руки. Вообще русские меня восхищают. Так было не всегда, кстати. Но сегодня я совершенно по-особенному смотрю на ваш народ.
— А что изменило ваше отношение?
— Наверное, время. В первый раз в России я оказался 15 лет назад, будучи студентом. Это тоже был сибирский город, но я не скажу, какой. Тогда я возненавидел эту страну. Все было очень плохо. Люди, с которыми я общался тогда, мне не понравились. Я был молодой и глупый и подумал, что все русские такие. В следующий свой визит я увидел другую Россию.
Первое, что меня поразило — по сравнению с жителями юга Франции, где я живу, — вы крайне мало улыбаетесь. Когда я стал больше общаться с русскими, понял: если тебе удалось дождаться улыбки русского, значит ты ее действительно заслужил. Представители вашей нации сначала очень осторожные, внимательные, много наблюдают. Но потом, когда раскрываются, — распахивают свои объятия. В то время как представители многих других народов с виду очень открытые, но по факту ведут себя сдержанно.
— А что для вас Россия сегодня?
— Для меня Россия — это огромная страна, которая очень горда своей культурой и которая имеет право гордиться ею. Это залы, в которых действительно есть место музыке, и сердца людей, открытые всему новому.