Советы инвестора. Возьмите от кризиса всё

Павел Пахомов утверждает: кризисы преподают инвестору очень полезные уроки. Конечно, трудные времена на финансовых рынках приносят убытки, но в то же время — уникальные возможности, позволяющие получить не только опыт, но и неплохую прибыль. О том, какую материальную и нематериальную выгоду извлек наш эксперт из дефолта 1998 года, он рассказал порталу VLFin.ru

Наверное, технический дефолт 17 августа 1998 года — это самое важное событие на финансовом рынке России после старта реформ Егора Гайдара в начале 90-х. По крайней мере, оно точно стало водоразделом для многих экономических вещей, начиная с глобальной российской макроэкономической политики и заканчивая личным восприятием и пониманием рисков отдельно взятыми трейдерами, к коим я отношу и себя. Но для того чтобы начать говорить об августе 98-го, нужно, пожалуй, вернуться чуть ли не на год назад до этого события.

Август 98-го стал, по моим ощущениям, концом эпохи «романтического волюнтаризма» как на государственном уровне, так и на уровне действий отдельных субъектов экономических отношений. Что я здесь имею в виду? Прежде всего то, что времена были дикие и «безбашенные». Деньги иногда лились рекой, но тут же уходили сквозь пальцы, не задерживаясь надолго. Очень мало кто что-то понимал, и еще меньше было тех, кто что-то делал, чтобы остановить этот денежный поток и направить его в нужное русло. В качестве примера опишу такой вид операций, как «очистка акций Газпрома», которой лично я занимался в течение всего 1997 года.  

Квест «Продать акции Газпрома»

Газпром только-только стал акционерным обществом и его акции появились на бирже. Но наше любимое правительство для того чтобы защитить народное достояние от «разграбления хапугами-иностранцами», ввело ограничение на хождение этих акций среди нерезидентов-иностранцев. Однако это, как обычно бывает у нас сплошь и рядом, коснулось не только иностранцев, но и рядовых российских акционеров Газпрома. Быстро продать акцию Газпрома было в то время попросту невозможно. Процедура продажи была достаточно сложной, и простому работяге, которому достались акции Газпрома по итогам приватизации, она была не по зубам.

Кстати, количество акций, доставшихся по итогам приватизации, колебалось в зависимости от региона от 800 до 1 800 штук на один ваучер. Как и всегда, в таких условиях появилось большое количество мелких «жучков», которые помогали рабочему классу менять честно заработанные акции Газпрома на водку и другие жизненно необходимые материальные ценности.

Вся предпродажная процедура занимала около 1,5 месяцев. Если гражданин России хотел продать имеющиеся у него акции Газпрома, он должен был сначала подать в депозитарий (Газпромбанк) оферту, в которой заявлял желание продать такое-то количество акций по такой-то цене. Депозитарий после получения такой оферты «думал». «Думал» долго. Срок все время менялся, но мне запомнилась цифра 38. Через 38 дней Газпромбанк выдавал вам свое решение. Вариантов было два.

Первый — оферта удовлетворена и Газпромбанк покупает ваши акции по заявленной вами цене. Вы идете в кассу и забираете деньги. И второй — Газпромбанк «дает вам вольную». Это означало, что он ваши акции не покупает, но зато теперь вы можете продать их любому гражданину Российской Федерации по цене не ниже указанной в оферте. И срок действия этого разрешения составлял от 90 до 120 дней (тоже постоянно менялся).

Поскольку цена акций Газпрома постоянно росла (с января по конец октября 1997 года — более чем в 5 раз!), то вся фишка заключалась в том, чтобы угадать с ценой акций, которая будет через 1,5 месяца: с одной стороны, чтобы Газпромбанк не купил ваши акции по возможно низкой цене, а с другой — чтобы указанная вами цена была не слишком высокой и вы могли бы продать свои акции по максимальной рыночной цене на бирже.

Зачем я все это описываю? Да затем, чтобы вы поняли, что газовщику из Нового Уренгоя все эти операции были недоступны. И тогда вступали в игру мы — посредники. Брокерская контора скупала акции у этих самых газовщиков по доверенности, привозила их в Питер и Москву и продавала мне и таким же, как я, также по доверенности. И вот я уже бегал со всеми этими доверенностями по депозитариям и подавал все необходимые оферты, а затем — после получения ответа на оферту — продавал уже «очищенные» (от обременения) акции Газпрома на бирже. Понятно, что весь такой круг занимал те же 1,5 месяца и приносил в конечном итоге доход от 50 % до 100 %. А кругов таких в 1997 году я сделал целых 6. И поэтому сейчас можно с ностальгией вспоминать те золотые времена, когда можно было зарабатывать совершенно «верные» деньги, рискуя по минимуму. Ну по крайней мере, мы так в то время считали.

Сколько зарабатывала при этом брокерская контора — понятия не имею. А самое интересное во всей этой ситуации, что все налоги после продажи акций ложились на плечи того, кто выписал доверенность, то есть на работягу-газовщика из Нового Уренгоя. Вот такие были времена, и большинство финансовых операций были под стать этим временам. Завершилось все это для нас внезапно, когда в конце октября 1997 года разразился азиатский кризис и рухнули валюты всех азиатских «тигров» — Южной Кореи, Таиланда, Малайзии и т. д. Акции на российском рынке тут же обвалились на 50 и более процентов, и спекулятивные операции по «очистке» акций Газпрома стали не столь рентабельными. Пришлось вернуться к нашим любимым облигациям — ГКО (Государственные краткосрочные облигации Министерства Финансов РФ) и МКО (Муниципальные облигации Санкт-Петербурга).

Урок был получен хороший: работая на финансовых рынках, нужно смотреть не только под ноги, то есть на свою собственную страну, но также и по сторонам — на международные рынки. Россия влилась в международную финансовую семью и стала болеть всеми мировыми болячками. И слабенькая экономика России не выдержала такого натиска.   

Уроки дефолта

То, что все накроется медным тазом, стало понятно еще в конце апреля 1998 года, но ведь спекулянту все равно где, когда и с чем работать. Зарабатываешь — и радуйся. И мы продолжали работать, продолжали зарабатывать десятки процентов… в рублях… Главный наш просчет заключался в недооценке глобальных российских макроэкономических рисков. Дефолт по облигациям — это был, конечно, удар под дых! Благо мы в основном работали не с минфиновскими ГКО, по которым и был объявлен технический дефолт, а с питерскими муниципальными облигациями — МКО, по которым дефолт объявлен не был. Но ситуация в любом случае была очень и очень тяжелая, и я вышел из нее с потерей приблизительно половины своего капитала в долларовом выражении.
 
Однако наиболее яркий момент августа 1998 года у меня связан не столько с самим дефолтом и потерей собственных денег, сколько с поведением одного нашего клиента, который работал вместе с нами с июня 1996 года (о событиях 1996 года читайте в статье «Не пытайтесь заглянуть в пропасть», № 12/декабрь 2018 ). Так вот, этот самый клиент в июне 1996 года принес 10 тысяч долларов и прошел с нами за 2 года и огонь, и воду, и президентские выборы, и «очистку» Газпрома, и достаточно нервную и болезненную смену правительства.

 В итоге за это время он на полученную прибыль купил себе 3-комнатную квартиру, машину, и после августовского дефолта, когда мы героическими усилиями закрывали позиции на рынке облигаций и вытаскивали деньги — свои и наших клиентов, — этому клиенту было возвращено 15 тысяч долларов. Перед дефолтом у него было 40 тысяч. Получив деньги, клиент, с которым до этого у нас были великолепные отношения, обозвал нас грабителями, бандитами и сказал, что с нами он больше никогда не будет вести дела. Все наши доводы о том, что за 2 года он заработал 50 % в валюте (на входе было 10 тысяч, а сейчас 15) плюс квартира и машина и что он должен понимать, в какой стране мы живем и какие риски есть в России, ни к чему не привели. Мы остались врагами… на всю оставшуюся жизнь. По крайней мере, с тех пор мы уже никогда с ним не общались.
Дефолт — это был суперклассный урок. Желаю вам его получить, но только на ранней стадии — чем раньше, тем лучше. И тогда вы поймете — на финансовых рынках никогда никому не верьте! К сожалению, деньги делают всех врагами (ну может быть, за очень-очень редким исключением), и спастись от этого можно только хеджированием (страхованием) финансовых рисков. Именно после дефолта 1998 года я весь свой капитал учитываю в долларах и евро, а не в рублях. Именно после августовских событий я понял, что никто не позаботится о тебе в этом мире, и у меня появился свой собственный пенсионный фонд. Хеджируйтесь, господа, и будет вам счастье! По крайней мере финансовое!

Но кризис — это не только убытки, но еще и возможности. Избитая истина, скажете вы, и будете совершенно правы. В июле 1998 года я, будучи уже в некоторой степени специалистом на рынке облигаций, участвовал в большом обучающем семинаре по изучению возможностей финансовых инструментов, который был организован одной очень большой компанией-монополистом для своих бухгалтеров и других финансовых специалистов.

Мы целую неделю говорили о том о сём, и я никак не мог взять в толк — зачем им все это надо? И вот по окончании этого семинара ко мне подошли 2 топ-менеджера этой компании и сказали: «Мы хотим! Мы хотим инвестировать! Что вы можете нам посоветовать?» И в этот момент мне стало ясно, какова была истинная цель нашего мероприятия. Но поскольку это был, повторюсь, июль — сезон отпусков, то мы с менеджерами решили вернуться к этому вопросу где-то в конце августа.

А дальше было 17-е число… И я в суете всех постдефолтных событий даже не вспоминал о знакомых «топах» и об их так и нереализованных инвестиционных желаниях. Да и вообще — какие желания могут быть в таком «бардаке»? Но я ошибся. В середине сентября звонок от моих знакомцев: «Мы хотим! Что сейчас можно купить?» Я два часа им втолковывал и пересказывал «Предупреждение о рисках» и о том, что в ценных бумагах можно застрять на годы. Но это были настоящие инвесторы. И мы купили… Купили все тот же Газпром. Произошло это (помню точно, хотя прошло больше 20 лет!) 28 сентября 1998 года, акции Газпрома в этот день стоили 5 центов. Сколько купили они — не скажу, но моя комиссия от этой сделки составила 30 тысяч акций Газпрома. Я долго держал этот пакет акций и даже не стал продавать его в кризис 2008 года, хотя очень и очень хотелось. Но в 2011 году, когда инвестиционный климат в России стал резко ухудшаться, я все же сдался и его продал. Продал почти по 8 долларов за акцию.

Я специально не упоминаю в этой истории ни компанию (она по-прежнему российский монополист), ни должности менеджеров (они живы-здоровы и по-прежнему работают в этой компании), но я им очень благодарен за тот урок инвестирования, преподанный мне, отъявленному спекулянту, который вкладывал десятки и иногда зарабатывал сотни и тысячи, но никогда до этого (да и после тоже) не вкладывал копейки и центы, а зарабатывал миллионы. Поэтому кризис — это действительно время возможностей и разумных инвесторов. Учитесь инвестировать и пользуйтесь теми возможностями, которые периодически дает нам жизнь.

Вот таким был кризис 1998 года. И таким он мне запомнился. Ну а еще об одном кризисе — 2008 года — в следующий раз.

Продолжение следует…