Досье
Жан-Поль Ларсон
Экс-декан Высшей коммерческой школы Парижа, доктор наук. Ныне заслуженный профессор и руководитель направления по международным связям. Закончил Гарвардскую школу бизнеса. Один из основателей сообщества Европейской школы менеджмента CEMS Global Alliance.
За 20 лет реализовал ряд крупнейших образовательных проектов в области менеджмента на Ближнем Востоке, в Центральной Европе (Польша и страны Балтии), Северной Африке, России, Казахстане и Китае. Член попечительского совета Института экономики и менеджмента ТГУ с момента его открытия в 2016 г. Автор более десятка книг по экономической политике государств. Эксперт в области бизнес-стратегий на развивающихся транснациональных рынках.
Всего несколько лет назад о Высшей коммерческой школе Парижа мало кто знал за пределами Франции. Благодаря энергии Жана-Поля Ларсона школа совершила головокружительный скачок и вырвалась в десятку лучших европейских школ бизнеса, в том числе по количеству выпускников-CEO из списка Fortune Global 500.
— Жан-Поль, у вас настолько богатая биография… Кто вы? Бизнесмен, ученый или все же управленец?
— Во Франции это две очень разные сферы — бизнес и академическая среда. Разные траектории. Но я профессор в бизнес-школе, поэтому я где-то посередине. Меня как-то в одной статье назвали предпринимателем в образовании. Я так себя и ощущаю. Я в свое время поработал в бизнесе, но очень быстро убежал в высшую школу, потому что быть профессором означает иметь гораздо больше свободы и независимости.
— Финансовой в том числе?
— Да, я никогда ничего не копил, не брал кредитов. Зарплаты профессора бизнес-школы вполне хватало на любую покупку.
— Сегодня Высшая коммерческая школа Парижа (НЕС) известна во всем мире. Как вам удалось вывести свой по сути региональный вуз на столь высокий международный уровень?
— Я был молод и одержим идеей глобализации. А потом — наша школа это как шампанское или фуа-гра — бренд высшей категории. Она появилась в то же время, когда создавался Томский государственный университет. Во Франции действует система Grande Ecole (элитарные высшие учебные заведения, которые считаются даже более престижными, чем университеты), и НЕС — одна из лучших таких школ.
Рынки стали глобальными и учебные программы надо было переориентировать в соответствии с этой тенденцией. Я начал устанавливать долгосрочные связи с разными регионами мира, открывать филиалы школы, приглашать профессоров, рекрутировать студентов. Французская экономика была на подъеме, возможностей было море! Правительство профинансировало мое обучение в Гарварде. В 1998-м я был в Москве, кооперировался с МГИМО по программам академической мобильности. С нуля открыл новую школу в Варшаве. В 1999-м я стоял у истоков создания глобального альянса по обучению менеджменту CEMS. Объединил деканов многих школ по всему миру…
— Прямо наполеоновский план!
— Пожалуй, так и есть (смеется). Хоть в контексте планеты мы небольшая школа, можно сотрудничать с другими государствами и таким образом развиваться.
Деньги — запретная тема для нас
— Как французы относятся к деньгам? Много ли тратят, есть ли интерес к инвестированию?
— Тема финансов непопулярна во Франции. Все, что касается денег и их приумножения, — табу для французов! Как бы вам объяснить… дело в совершенно другой культуре: для нас это очень деликатный вопрос, почти интимный. К тому же во французской культурной традиции деньги имеют негативный оттенок. В протестантских странах — например, в Нидерландах или Великобритании — быть богатым позитивно и правильно. Во Франции все по-другому, поэтому продвигать политику финансового просвещения тут очень трудно. Соответственно, у французов очень низкий уровень финансовой грамотности.
— Это, по-вашему, проблема?
— Да, это проблема в первую очередь для правительства, потому что оно заинтересовано в успехе национальных инвестиционных компаний. В последнее время было принято много новых законодательных актов, разработано много инструментов, позволяющих, например, частично реинвестировать деньги, которые вы зарабатываете в своей компании. Хотя, честно говоря, большого энтузиазма эта мера не вызвала. Так как интересовала нас исключительно зарплата, выплачиваемая вовремя. Ну очень консервативные! — смеется Жан-Поль.
— А разве такое отношение к деньгам не мешает создавать и вести бизнес?
— Понимаете, какая штука. Французы обожают создавать стартапы, поскольку это грандиозное движение вперед. И большое приключение! Атмосфера в Париже очень творческая, сейчас все особенно «болеют» цифровизацией, биотехнологиями. В этой сфере очень много энтузиастов. НО! Денежный доход — вообще не в приоритете. Только если это микс технологий, бизнеса, управления и денег — тогда о’кей.
— Тем не менее, в топ-100 мировых миллиардеров-2018 от Forbes входят пять французов (к слову, абсолютные лидеры — граждане США — их 32, также в первой сотне 10 жителей Китая и 9 россиян).
— Да, это так. Совсем недавно ушел из жизни занимавший 41-е место в этом списке Серж Дассо. Мы гордимся этим человеком, потому что он был очень влиятельным бизнесменом, успешно продолжившим семейное дело (возглавлял авиакосмическую компанию Dassault Aviation, основанную в 1930 году его отцом, выдающимся авиатором Марселем Дассо. Группа Dassault также контролирует старейшую ежедневную газету Франции Le Figaro — прим. ред.). Он, конечно, зарабатывал деньги, но важнее то, что он был успешен в создании новой реальности. Заслуга Дассо — технологические достижения. Я им восхищаюсь!
— А может быть, это просто непубличная сфера, но люди все же как-то инвестируют?
— Максимум, на чем французы предпочитают зарабатывать, — это инвестирование в жилье, в свою квартиру или дом.
О финансах читаю, но за доходностью не гонюсь
— Жан-Поль, а ведь вы сами много лет представляете коммерческую школу! Учите в том числе и правильному отношению к деньгам. Разве вам не хотелось попробовать применить какие-нибудь инструменты на практике?
— Нет, я типичный француз. Если у меня есть деньги, я их вкладываю в недвижимость, или в программы страхования. Но, честно говоря, за доходностью особо не слежу. Хотя, признаться, как и многие соотечественники, с удовольствием читаю финансовую газету Les Echos — это наш Financial Times, высший уровень финансовой журналистики. И не только финансовой.
— Помните, как вы заработали свои первые деньги?
— Это было на стажировке в компании, связанной с аудиторскими услугами. Мне выдали первую зарплату, которую я тут же потратил на путешествие в США.
— А в юности никогда не копили, например, на велосипед или машину?
— Не было надобности. Машину мне подарил отец, когда я поступил в вуз. Вообще отец был не очень общительным, но тут он так решил выразить свою гордость за меня. Цвет и модель выбрал сам, как сейчас помню — стильный такой Volkswagen Beetle.
— Надо ли французу задумываться о пенсии заранее, как рекомендуют в России?
— Такой проблемы не существует! Все защищены, все досконально отрегулировано, потому что это часть социальной безопасности. Средняя пенсия составляет около 1 000 евро. Когда ты работаешь, ты платишь за пенсии предыдущих поколений. Во Франции вы не можете работать больше положенного, в компании обычно говорят: «Старик, настало время отдохнуть!» — и отправляют на пенсию. Но я вижу проблему в том, что люди, достигая 60-65 летнего возраста, начинают думать, что они уже не представляют никакой ценности для общества. И перестают заниматься профессиональным развитием.
Не буду говорить вам, сколько мне лет, но я, естественно, не разделяю такую модель. Работа профессора очень удобная, она позволяет несмотря на возраст продолжать дело, которое любишь! Представьте, что вы артист. Или художник. Что вы прекратите рисовать, играть, выйдя на пенсию? Да никогда!
Люблю открывать новое для себя
— А что вас по жизни увлекает так же сильно, как наука и образование?
— Безусловно, путешествия! Это открытие новых культур, языков, интересных людей, фактов о них. То, что вы сказали мне про популярность финансовой грамотности в России, на фоне тотального отсутствия интереса к этому во Франции — это же так удивительно! Я никогда не знал этого! Безумно интересно. Я очень люблю музыку и живопись. В Париже много выставок, но мне всегда нужно что-то новое. Люблю изучать облик городов. Когда я был в бизнес-школе в Петербурге, меня поразило здание, в котором она находилась, — это дом богатого купца. Просто удивительный! Еще меня поразила архитектура в Иркутске.
— В Томске тоже сохранились деревянные шедевры!
— Да, я видел несколько, они весьма симпатичные. И вообще Томск очень мил, здесь есть особый шарм, которым он привлекает. Люди передвигаются в совершенно ином ритме, чем в Москве и Петербурге, нет стресса больших городов. Мне очень нравится такой ритм. Во Франции тоже есть свой «университетский Томск» — город Тулуза. Он, конечно, побольше, но атмосфера там идентичная. Молодые люди сидят в кафе, проходит множество мероприятий в формате open air. Царит атмосфера дружбы.
— Вы много пишете о стратегиях выхода на развивающиеся рынки мира. Что могли бы посоветовать в этом отношении российскому бизнесу?
— Самое важное — адаптация продукта к рынку. Есть определенная дистанция — географическая, культурная. Надо понимать покупательную способность, логистические возможности. России, например, удобно выходить на рынки стран, менталитет которых нам близок — Чехия, Польша, Венгрия, Словакия, Словения. Также можно развивать региональные бренды.
Например, французская компания «Ашан» — очень известная франшиза в России. В 2012-м году она зашла на рынок, а в 2016-м в России появились уже 100 гипермаркетов. Компания создала для России новый бренд — «Мой Ашан». Появилась линия косметики и продуктов, которые больше соответствуют потребностям региона. Конечно, сложно бороться с Samsung, но у вас есть свои преимущества — ресурсы и инновации. Вы можете привнести технологии, предлагать свои услуги большим компаниям и правительству. Необходимо понимать и продвигать свою уникальность.